Обычные граждане наверняка даже не подозревают сколь значительное количество назначений и отставок связано с... пенсионными вопросами.
Этот вроде бы на своем месте, но скоро на пенсию - давайте назначим его вот сюда на два года, чтобы пенсия повыше была (хоть при этом человек абсолютно для этой работы не подходит). А вот этот работник предпенсионного возраста - вообще никакой, с работой не справляется, но если его выгнать сейчас пенсия у него маленькая будет, давайте его годик продержим - у нас в этот год выборы, у него много доплат будет и получит ба-а-а-альшую пенсию.
И так далее, и тому подобное...Не соображения эффективности работы, а соображения как бы пенсию замастырить повыше.
Тут возникает еще один вопрос: а почему собственно пенсия госслужащих выше, чем обычная трудовая? И почему она по отдельному спецзакону рассчитывается? Раньше хоть какой-то резон в этом был, когда зарплаты там были невысокие и народ туда трудно было набрать. Тогда хоть высокой пенсией соблазняли. А сейчас смысл в этом?
Смысл очевидно в том,
что это еще один из рычагов для обеспечения результативности выборных технологий, применяемых сегодня. Люди должны знать, что они нарушают закон, участвуя во всем этом за конкретные дивиденды.
А руководят этим процессом в той самой Брянской областной избирательной комиссии. Там где председателем товарищ Каплунов. Тот самый, который даже овец пересчитать не может, а его поставили голоса избирателей в целой области считать:
Конечно, результат деятельности этого господина должен был бы быть вот такой:
Но, к сожалению, это просто случайный кадр.
А все эти размышления пришли в голову не только после рядовой новости об отставке рядового члена избиркома... Но и после знакомства с мемуарами знаменитого миллионера первого кооперативного призыва Артема Тарасова.
В мемуарах он касается выборов 1989 года в Брянской области. И мы читаем страшно знакомые вещи:
"За меня проголосовала основная масса населения крупных городов - Смоленска, Брянска и Калуги, но в сельских районах я очень сильно уступил Николаеву. Я вначале не мог понять, почему так получалось. Но потом мы во всем разобрались.
Если в городах еще не существовало системы подтасовки голосов на выборах с использованием административного ресурса, то в сельских районах все было легче. Поскольку Николаев был членом обкома партии, всем колхозам и совхозам была спущена директива: обеспечить его победу. Мы узнали, что в сельсоветах рядом с урной для голосования стояли представители руководства. Иногда и сам председатель колхоза, который проводил примерно такую беседу с голосовавшими гражданами прямо на участках в день выборов.
- Ну что, бабка Нюра, - говорил председатель крестьянке. - Если за Николаева проголосуешь, все будет нормально. Он наш, колхозный парень. А если за другого, комбикорма в этом году не получишь! Думай сама. Я не агитирую".
"Я рассказал об информации, поступившей из сумасшедшего дома Брянской области, где все до одного триста пациентов проголосовали против меня. Директриса дома сама заполнила бюллетени и помогла пациентам опустить их в урну для голосования. Пациентка с диагнозом "шизофрения" написала мне недовольное письмо: у нее отняли бюллетень и вычеркнули мою фамилию. А Тарасов, писала мне эта больная женщина, "вполне нормальный человек, я слышала его по радио..."
"...поступали просто: высыпали все бюллетени за того кандидата, который не должен был победить, уничтожали их, а затем засыпали нужные, которые сами же и готовили. На случай пересчета количество проголосовавших граждан по участкам совпадало с точностью до одного человека".
"Помню, на одной из встреч с избирателями в Брянске меня пригласили на стадион, где играла местная команда. Я, естественно, сел среди простых зрителей, но секретарь обкома в замешательстве распорядился: раз уж Тарасов
- кандидат в депутаты - на стадионе, пусть зайдет в нашу ложу.
Когда я поднялся туда, мне все стало ясно. Эта была ложа императора. Там рядом с партийным секретарем смотрели футбол председатель местного КГБ, председатель ОБХСС, начальник городской милиции, председатели горисполкома и облисполкома, самый главный местный судья и главный редактор местной газеты. Весь комплект власти в едином порыве болел за местную команду, попивая пиво и закусывая бутербродами с черной икрой. Мне стало совершенно не по себе. Я вышел через несколько минут и сел среди зрителей на трибуне".
Остается только произнести: ничего не меняется.
И прослушать песню ровно с таким названием. Nothing changes.
Ничего не меняется. Все становится только хуже.
В ожидании катафалка не существует никакой надежды.
Побег является мистификацией...
Но все поменяется.
Вот увидите.
